Парадоксы восприятия Байрона
Круглый стол в рамках выставки «По местам Чайльд-Гарольда»
26 января в Доме-музее М. Ю. Лермонтова в рамках выставки «По местам Чайльд-Гарольда» прошел круглый стол «Байрон в России: парадоксы восприятия». Творчество английского поэта-романтика, несомненно, оказало большое влияние и на русскую литературу. Особенно в двадцатые годы, когда появились первые переводы Байрона («Шильонский узник») и «Кавказский пленник» Пушкина, которые, как писал Петр Андреевич Вяземский, «пением унылым, но вразумительным сердцу, прервали долгое молчание, царствовавшее на Парнасе нашем…». «Да, „байронизм“, увлечение Байроном в начале XIX века, у всех на слуху. Но формулировка „русский байронизм“, само понятие „байронизм“ настолько клишировано, что и смысл этого понятия стерся», — отметила куратор выставки, научный сотрудник музея Кристина Сарычева. Насколько масштабным было влияние Байрона на русскую культуру и литературу? Были ли оно больше, чем, например, влияние Шиллера, Гейне или Гете? Может быть, байронизм был не следствием чтения, но исключительно результатом моды? 230-летие со дня рождения писателя — прекрасный повод поговорить об этом, отринув штампы и «общепринятые формулировки».
О новом в байронизме Жуковского рассказала Елизавета Тимофеева, аспирантка, автор магистерской диссертации о Жуковском и английских романтиках. Она проследила эволюцию взглядов Василия Андреевича Жуковского на творчество Байрона на протяжении трех десятилетий, основываясь на выбранных для перевода текстах и отыскивая отголоски влияния английского поэта-романтика в произведениях Василия Андреевича. «Признавая неоспоримое величие творческого гения Байрона, Жуковский все же подчеркивает принципиальную разницу его и своей творческих систем», — отметила Елизавета Тимофеева. В доказательство она привела цитату из письма Жуковского И. И. Козлову: «Байрон другое дело: многие страницы его вечны. Но и в нем есть что-то ужасающее, стесняющее душу». «Настойчивые просьбы друзей обратиться к переводам Байрона не могли оставить Жуковского равнодушным, — сделала заключение исследовательница, — Василий Андреевич искренне пытался найти среди произведений английского поэта наиболее себе близкое, все больше убеждаясь в том, что это едва ли возможно. В итоге он переводит лишь два текста Байрона, самых для него нехарактерных, при этом пытаясь противопоставить „обаянию байронизма“ собственную, христианскую трактовку байроновских сюжетов и героев».
Студентка Московского государственного университета Ульяна Башко выступила с докладом, посвященным влиянию Байрона на ранние поэтические опыты Михаила Салтыкова-Щедрина. Будучи воспитанником Царскосельского лицея, будущей писатель-сатирик определял себя «лириком по призванию» и надеялся «завладеть хоть одним клочком пушкинского наследства». Позже к своим поэтическим опытам Щедрин относился с насмешкой, называя их «стихотворным развратом и плодом полупьяной фантазии». Однако, по мнению Ульяны Башко, юношеское увлечение романтизмом и Байроном не случайно и предсказывает появление яркого сатирика.
До сих пор нет полной библиографии переводов Байрона на русский язык, хотя важность и значение этой работы очевидны. Исправить это упущение взялась кандидат филологических наук, старший преподаватель НИУ ВШЭ Алина Бодрова. На круглом столе она рассказала о «библиографической базе данных», охватывающей корпус текстов с десятых до семидесятых годов XIX века. Работа еще не завершена, но уже сейчас очевидна ее важность и потенциал для будущих научных исследований. Так, например, она опровергает общее убеждение, что «байронизм» — это понятие, связанное исключительно с пушкинской эпохой: переводы из Байрона делаются и в сороковые, и в пятидесятые, и в шестидесятые. Алина Бодрова выразила надежду, что к концу года ей удастся завершить работу, и тогда библиография переводов Байрона будет, наконец, доступна широкому кругу читателей.
Юлия Глотова
Возврат к списку
