Искусство после революции. Лекция Глеба Напреенко
20 апреля в рамках спецпрограммы к выставке «Двенадцать. Русские писатели как зеркало революции 1917 года» прошла лекция «Искусство и революция: что изменил 1917 год?». Художественный критик, историк искусства Глеб Напреенко рассказал о том, как и почему после революции функции и задачи искусства подверглись переосмыслению.
На революцию как на некоторый процесс художники по-разному спроецировали свои ожидания, человеческие желания и сомнения. Чтобы слушатели могли лучше понять и осознать масштабы перемен, лектор обозначил основные особенности, пункты и координаты старого, дореволюционного искусства.
В ответ на стремительный рост городов — симпатия к более естественному деревенскому образу жизни, освоение народных искусств (Наталья Гончарова) и примитивизм (Михаил Ларионов). Реакцией на развитие индустрии и техники становится футуризм, демонстративная ирония Казимира Малевича. Еще до революции происходит открытие и освоение абстракции, нового языка, который обнуляет все сказанное раньше. Не могла не повлиять на искусство Первая мировая война, которая сначала была воспринята как развязка неразрешимого кризиса, но очень скоро — как вселенская трагедия (Алексей Крученых, Ольга Розанова «Вселенская война»), апокалиптический конец (Наталья Гончарова, серия «Мистические образы войны»). Эта «метафорика вселенской перемены мироздания» переходит и в послереволюционное искусство, трансформируясь в «победу над старым солнцем» (барельеф на Кремлевской стене «Павшим в борьбе за мир и братство народов» работы Сергея Коненкова). Новое государство, стремясь легитимировать и закрепить себя, привлекает художников «на фронт искусств». Возникают органы государственной власти и организации, контролирующие художников и покровительствующие им: Наркомпрос, Пролеткульт.
При стремлении к структурированию искусства со стороны власти — внутренний запал, инициатива самих художников, взбудораженных «музыкой революции». Добровольно и искренне художники принимают участие в пропагандистских проектах («Окна сатиры РОСТА», ленинский план по созданию новых монументов взамен памятникам царям). Художники выходят за границу холста и осваивают новые пространства, город становится «единым творческим делом»: супрематические фигуры появляются на фасадах домов (Эль Лисицкий), расписные агитпоезда (поезд «Красный Восток»). Новое поколение авангардных художников настроено прагматично, ведь то, что раньше было возможно лишь в качестве «лабораторных опытов», теперь, при условии сотрудничества с властью, вполне может быть воплощено в реальность (текстильные проекты Варвары Степановой, расцвет конструктивизма). Отказываясь от искусства ради искусства, архитекторы-конструктивисты придерживаются идеологии утилитаризма, «производственного искусства»: новое здание должно быть функционально и интерактивно (Александр Родченко «Рабочий клуб»). Человек новой эпохи должен жить в доме-коммуне (знаменитый дом на улице Орджоникидзе по проекту Ивана Николаева) или городе-саде («поселок художников» на Соколе). Меняется и отношение к человеческому телу: организм должен работать как машина, быть полностью подчиненным разуму (театральная биомеханика Мейерхольда, разработки Центрального института труда). А если тело — механизм, то и еда — всего лишь топливо, снимается всякий флёр загадочности с потребления (серия плакатов для Моссельпрома Александра Родченко и Владимира Маяковского).
Постепенно сложность уходит, и на плакатах первой пятилетки представлен уже четкий, точный образ советского человека (партия уже не задает вопросов, а дает ответы, демонстрирует, как должно быть). Устанавливается социальный реализм, единственный возможный художественный метод искусства, который требует от художника только «правдивое, исторически-конкретное изображение действительности в её революционном развитии».
Юлия Глотова
Возврат к списку
