(1923–2022)

Окончила филологический факультет МГУ. Участник Великой Отечественной войны. В отделе Государственного литературного музея «Дом-музей А.П. Чехова» служила с 1970 года в качестве научного сотрудника, в 1976 возглавила отдел и руководила его работой до 2013 года, а с 2013 по 2015 год продолжила работу научным сотрудником.

29 июня 2022 года на сотом году жизни ушла Галина Фёдоровна Щёболева, заведующая отделом «Дом-музей А.П. Чехова» Государственного музей истории российской литературы имени В.И. Даля с 1976 по 2013 год, автор статей об А.П. Чехове и истории музея, ветеран Великой Отечественной войны, заслуженный деятель искусств Российской Федерации. Завершилась целая эпоха в жизни музея.

Многолетнее музейное служение Г.Ф. Щёболевой было предопределено. В 1944 году от ЦК ВЛКСМ её командировали на места боёв 3-его Прибалтийского фронта: в Государственном историческом музее готовили выставку «Комсомол и молодёжь в Великой Отечественной войне», экспонаты для которой было поручено собирать и Г.Ф. Щёболевой, которая с самого начала войны ушла на фронт добровольцем, служила медсестрой в 16-й отдельной стрелковой бригаде Южного фронта, была на передовой, но после ранения в мае 1942 была демобилизована.

Начатое до войны в стенах Ленинградского госуниверситета филологическое образование, она завершала уже в Московском университете, где училась вместе с выдающимися чеховедами — Э.А. Полоцкой и Е.М. Сахаровой. После окончания филологического факультета МГУ преподавала в техникуме. А в 1970 году Галина Фёдоровна пришла работать в Гослитмузей и служила в чеховском музее 45 лет — до 2015 года. Под её руководством продолжались и развивались сложившиеся в «доме-комоде» чеховские традиции: в музее на Садовой-Кудринской собирались не только чеховеды, но и многие люди театра — лучшие актёры, режиссёры, драматурги, театроведы столицы; здесь всегда были рады консерваторцам и вообще людям, одарённым музыкально и художественно: для молодых художников и музыкантов Дом-музей А.П. Чехова стал отправной точкой, во многом потому, что в них поверила, к ним прислушалась Галина Фёдоровна, которую воспринимали как подлинную и полновластную хозяйку дома. Да и могло ли быть иначе? Состояние дома оценивалось ею ежедневно и неукоснительно, любая «болезнь» чеховского особнячка становилась непременно и её болью.

Сколько десятилетий Галина Фёдоровна собирала материалы о захоронениях Чеховых на кладбище Новодевичьего монастыря: чёрная траурная папка, хранящаяся в музее, до сих пор является наиболее полным собранием материалов о чеховских могилах. Именно эта «любовь к отеческим гробам», настойчивость Галины Фёдоровны, сплочённость Чеховской комиссии и всей культурной общественности не позволила допустить разрушения памятника на могиле А.П. Чехова в начале 2000-х.

Г.Ф. Щёболева подготовила множество чеховских выставок в России и за рубежом, провела десятки тысяч экскурсий и лекций. Немало ценных артефактов чеховской коллекции было обретено и описано ею, в том числе в научных сборниках. Классическими стали статьи Г.Ф. Щёболевой о чеховском музее, его экспозициях, в создании которых она принимала самое непосредственное участие, стараясь найти как можно больше оснований для того или иного художественного и экспозиционного решения. Особо стоит отметить ставший уже библиографической редкостью альбом, написанный ею в соавторстве с И.М. Суховой, — «А.П. Чехов. Документы. Фотографии» (1984) — и последнюю подготовленную ею фондовую выставку «Раритеты чеховской коллекции» (2010). А сколько ею было отобрано и отослано копий фотографий и документов для Чеховского музея в Баденвайлере, начиная с 1979 года, когда между нашими музеями установились дружеские отношения.

При внешней лёгкости и хрупкости Галина Фёдоровна могла быть решительной и строгой, во всяком случае на службе, требовательной к сотрудникам, но и к себе. Всегда она выглядела комильфо, как если бы вечером нужно было идти в МХТ или выступать на телевидении. Для Галины Фёдоровны даже в домашнем кругу это было необходимым и естественным.

С неизменной благодарностью мы будем вспоминать её чувство юмора и чуткое и доброжелательное отношение ко всем коллегам, её лёгкость, но и принципиальность и решительность в делах, связанных с судьбой музея и чеховского наследия.
Вечная и светлая память, дорогая Галина Фёдоровна!

Э.Д. Орлов, Г.И. Колганова

Яркий, определённый и цельный образ Галины Фёдоровны словно отпечатался в моей памяти. Сочетание чувства собственного достоинства, сразу вызывающего к ней невольное уважение и даже почтение, независимости, сдержанности при совершенной естественности поведения и простоте в общении — с необыкновенной скромностью и способностью сделаться незаметной и одновременно вездесущей, как и полагается настоящей хозяйке дома во время приёма гостей музея, будь то вечера, заседания или конференции. Её невозможно было обидеть и тем более оскорбить — не припомню ни одного подобного случая. Если даже кто-то позволял себе что-то неуважительное по её адресу, то это било мимо цели — так она реагировала или, точнее, не реагировала вовсе.

Мне было необыкновенно легко с ней общаться — настолько она была гостеприимна и приветлива. Дружеские и нежные отношения у нас сохранились до последних дней её пребывания в музее.

И внешне её облик соответствовал её душевным и психологическим качествам: гордая, прямая осанка, элегантность, безупречный вкус в одежде, природное благородство во всех движениях.

Приведу три примера, характеризующие её с трёх разных сторон. Прежде всего как музейщицу. Мы занимались разным временем и наше общение ограничивалось светскими беседами, хотя они и касались музейных дел. Случай в полной мере оценить её представился мне довольно поздно, лет за десять до её ухода из музея. Я водила тогда молодых сотрудников по нашим филиалам для знакомства с музейной жизнью. Дошла очередь и до чеховского дома и Г.Ф. рассказывала об истории последних экспозиций и особенно подробно о работе с художницей Еленой Николаевной Лавровой. И тут все её профессиональные достоинства проявились в полном блеске. Мы были очарованы. Я и прежде ценила её как музейщицу, но мои знания о ней оказались ничтожны в сравнении с тем, как она открылась мне тогда, сколько знаний, опыта, интуиции таилось за её скромностью и сдержанностью. Я была просто поражена. Работаешь-работаешь с человеком, вроде бы прекрасно его знаешь, а оказывается, не знаешь вовсе. У меня что-то повернулось в сознании: я взглянула на Г.Ф. новыми глазами и к моему отношению к ней, и прежде прекрасному и уважительному, прибавилось профессиональное восхищение.

Другой пример касается её моральных качеств. Во время обсуждения нашей с Т. Соболь концепции тургеневской юбилейной выставки «Русский скиталец» (2008) нам был нанесён удар в спину нашими коллегами-экспозиционерами из ближайшего дружеского круга, откуда мы никак не ждали подобного выпада. Не буду вдаваться в подробности. Скажу только, что основная масса участников настолько была ошарашена, что буквально онемела, не зная, как себя вести. И неожиданно среди нескольких робких замечаний в наше оправдание раздался голос Г.Ф. с трезвыми, чёткими и исчерпывающими доводами в нашу поддержку. В ней отнюдь не было желания «порадеть родному человечку», а владели исключительно независимость суждений и благородство при виде несправедливости и явной неправоты. Это придало мне силы парировать сыплющиеся на нас удары, в результате чего Ватерлоо неожиданно закончилось Аустерлицем. (Добавлю, что мудро повела себя и М.С.Гомозкова, тогдашний директор музея, защитившая нас от приближавшегося нокаута.)

И напоследок забавное воспоминание первых лет моего пребывания в музее. В доме Чехова тогда шёл ремонт и Г.Ф. временно была «командирована» к нам, в отдел XIX в., в помощь новому заведующему А.М. Гуревичу. Отдел был молодой, бедовый и нахальный, всегдашняя фронда. Половина сотрудников едва не со школьной скамьи. Самой старшей из нас — чуть за 30. Дело было на Петровке, когда ещё туда не переехало начальство. В большой комнате для дежурств и визитов посетителей, где все время от времени собирались и заглядывали, придя на работу, мы швыряли на столы свои сумки. Г.Ф. не терпела беспорядка и, возмущаясь нашей распущенностью и невоспитанностью, не уставала убирать их в шкаф. Но это не помогало, нас это только развлекало и мы продолжали непотребно себя вести — так, как нам было удобно. Весёлые времена! Напомню, что Г.Ф. была участницей отечественной войны и военная выучка сохранялась в ней всю жизнь, как и чрезмерные требования к дисциплине. Она была непреклонна в этом отношении, а музейщики — народ свободолюбивый. Но, пожалуй, это единственное, на что могли бы пожаловаться и поворчать её сотрудники...

Счастливая судьба человека, при всех её испытаниях, о котором остаются только светлые, добрые и благодарные воспоминания!

Г. Медынцева