Новости

Тайнопись меж нотных строк. Музыка в Доме Чеховых

21 мая 2018

Отдел: Дом-музей А.П. Чехова

У каждого старого дома есть душа, голос и память. Голос чеховского дома в Кудрине, конечно же, — виолончельный. Во-первых, потому что глубокий виолончельный баритон был у Антона Павловича, как вспоминали современники. Во-вторых, потому что на чеховских музыкальных вечерах в «доме-комоде» часто звучали виолончельно-фортепианные дуэты. И совсем не случайно в авторской ремарке к первому действию пьесы «Иванов», написанной в этом доме 27-летним А. П. Чеховым, особо прописано: «При поднятии занавеса слышно, как в доме разучивают дуэт на рояле и виолончели».

В недавний вечер 17 мая долгожданными гостями цикла «Музыка в доме Чеховых» стали народная артистка России, профессор кафедры фортепиано Московской консерватории Татьяна Рубина и солист оркестра Музыкального театра «Геликон-Опера», виолончелист Григорий Катц.

Мне доводилось слышать этих великолепных музыкантов в других залах. Но в чеховском измерении предполагалась особенная программа, которую Татьяна Рубина начала «Арабеской» Роберта Шумана. Сквозь дивное мелодическое кружево проступало очарование романтической любви и взволнованно-поэтического настроения. Шуман — это всегда магическая музыкальная реальность, в которой захватывает калейдоскоп ярких, причудливых образов и уносит бурный поток эмоций и впечатлений. Какой темперамент, какая неуёмная фантазия и мастерство полифонии! В изящных, нежных узорах музыкальных размышлений проявлялась почти осязаемо неповторимая лирическая грация Шумана. Сдержанная, благородная страстность изящной, ангелической души Шумана по-новому раскрывалась в виолончельно-фортепианном дуэте, в «Трёх фантастических пьесах».

Голос виолончели Григория Катца всегда завораживает красивым тембром, тёплой, глубокой проникновенностью, сочной многоцветностью. Удивительна внутренняя свобода этого музыканта, владеющего богатой интонационной нюансировкой. От пульсации задумчивой нежности в первой пьесе до бурлящего, искрящегося эмоционального шквала в третьей пьесе впечатление усиливается и становится дух захватывающим. Первоначально «Три фантастические пьесы» были задуманы Шуманом для кларнета, а не для виолончели. Несказанно ярче и богаче возможности виолончели. Да и кто будет спорить, что виолончель — инструмент, напрямую «подключённый» к сердцу.

Григорий Катц 15 лет служил в оркестре Вероники Дударовой, потом 25 лет в оркестре Павла Когана. Он из породы музыкантов — чувственных интеллектуалов. Из тех, кому есть о чём поведать миру. Увлечённый исследователь истории виолончельного искусства, подвижник и популяризатор наследия веков, Григорий Борисович Катц за годы своей профессиональной работы нередко находил произведения, незаслуженно забытые, почти неисполняемые. И такие находки, затерянные в пластах столетий, сродни улову искателей жемчуга.

Совсем недавно в обширном репертуаре Татьяны Рубиной появились «Детские сцены» Р. Шумана, и можно посчитать премьерным их исполнение на вечере в Чеховском доме. Это было так пленительно и ново! Надо обладать какой-то кристальной чистотой, детской мечтательностью, непритворной искренностью, чтобы пьесами этого цикла так выразить ангелическую душу Шумана…

Более полувека назад Г. Г. Нейгауз признавался, что мог бы прочитать целую лекцию о близости Чехова и Шопена. И с тех пор чеховисты непоколебимы во мнении, что самый близкий Чехову из романтиков — Шопен. Роднит их умение немногословно сказать о многом, смех сквозь слёзы, лаконичность и грациозность изложения. А вот о творческом родстве Чехова и Шумана, о духовной близости и созвучии их человеческой сути, как ни странно, почти ничего не сказано в чеховиане. Хотя исключить Шумана из музыкального мира Чехова не представляется возможным.

Вспоминается, правда, единичное: произведения Шумана были в программе консерваторских концертов близкого друга Чеховых виолончелиста М. Р. Семашко, что вполне мог играть Шумана и на журфиксах в их доме. Шуману отводилось особое место в программе исторических концертов А. Г. Рубинштейна в Большом зале Благородного собрания, на которых бывали Чеховы.

А Шопен в программе майского музыкального вечера в Кудрине, конечно же, был. Но то был совершенно особенный — виолончельный Шопен. Его Этюд № 7, соч. 25 в транскрипции А. К. Глазунова звучал виолончельным речитативом — певуче-печальной исповедью исстрадавшейся души. Если бывает благородство экспрессии, то это про таких музыкантов, как Татьяна Рубина и Григорий Катц. Дуэт великолепно исполнил «Ноктюрн» и «Размышление» П. И. Чайковского. Фортепианный «Ноктюрн» (соч. 19, № 4) переложил для виолончели выдающийся музыкант В. Ф. Фитценгаген, служивший профессором Московской консерватории. Именно ему П. И. Чайковский посвятил Вариации на тему рококо. Этот до-диез-минорный «Ноктюрн» также мог играть в стенах «дома-комода» виолончелист Семашко, ведь он был учеником профессора В. Ф. Фитценгагена.

Музыка претворялась то в мечту, то в отчаянное разочарование, то в надежду, то в щемящую грусть. Виолончель Григория Катца как будто с чеховской простотой и сочувственной задушевностью утешала и поддерживала: дескать, обретения и утраты всегда идут рука об руку, а мечта — потому и мечта, что она недостижима…

С первых фраз «Размышления» (соч. 72, № 5) душа возносилась в поднебесье, воспаряла в грёзах о лучшем и трепетала в облаках благости, в упоении возвышенной красотой. «Размышление» исполнялось в переложении для виолончели, которое сделал учитель Григория Катца — профессор Александр Кондратьевич Власов, лауреат второй премии Всесоюзного конкурса скрипачей и виолончелистов 1937 года в Москве.

Благодаря таким музыкантам, как Татьяна Рубина, происходит чудо прямого общения с композитором, оставшимся бессмертным на нотном стане. терпеливо ожидающим, когда его озвучат. И каждый тон композитора расшифровывается ею без оглядки на традиции и шаблоны.

Зазвучала бетховенская Соната № 17 в исполнении Татьяны Рубиной. Эта Соната ре минор, как определил Р. Роллан, «представляет один из наиболее поразительных у Бетховена примеров прямой речи в музыке. Это он, он сам!».

Самым первым учителем Татьяны Рубиной была мама — выпускница Московской консерватории. В семь лет Татьяна поступила в Центральную музыкальную школу при консерватории, уже первоклассницей она дебютировала в Малом зале консерватории с концертом Й. Гайдна для фортепиано с оркестром ре мажор. А в Московской консерватории Татьяна Рубина училась в классе легендарного Л. Н. Оборина. И через одно рукопожатие она, получается, знакома и с Сергеем Васильевичем Рахманиновым, поскольку её учитель ребёнком виделся с гениальным композитором в 1917 году. На вечере в Кудрине прозвучало Andante из этой Сонаты — одна из вершин лирики С. В. Рахманинова. Когда-то к высшим достижениям отечественной музыкальной культуры причисляли виолончельную Сонату С. В. Рахманинова в исполнении Л. Н. Оборина и С. Н. Кнушевицкого. Теперь эта Соната в репертуаре ученицы Оборина — Татьяны Рубиной и Григория Катца.

Концертная деятельность Татьяны Рубиной началась уже в студенческие годы. Когда она получила I премию за исполнение Четвёртого концерта Людвига ван Бетховена для фортепиано с оркестром, ей была предоставлена возможность выступить в Большом зале консерватории. В студенческие годы Татьяну Рубину услышал Арам Ильич Хачатурян и пригласил в свои авторские программы. В творческой биографии народной артистки России многочисленные международные фестивали и сольные концерты во всех крупных городах России, Германии, Франции, Португалии, Израиля. Начиная с IV Международного конкурса имени П. И. Чайковского 1974 года, Татьяна Рубина — постоянный концертмейстер конкурсов виолончелистов. Звукопись её фамилии рифмуется с отчеством первого педагога в ЦМШ Ильи Рубиновича Клячко, с великими Рубинштейнами и пламенно сияющим рубином — самоцветом особой магической силы. В искусстве, как и в жизни, ничего случайного не бывает.

Марина Оболенская

Фото: © Дмитрий Чиганчиков